Геноцид

Памятник 180 мирным жителям деревни Сомры, зверски расстрелянным и сожженным фашистскими захватчиками в октябре 1942 года.

Из воспоминаний Степана Тимофеевича Дудко:

«…Да вайны ў Сомрах было больш 80 двароў. Калі аб’явілі мабілізацыю, мне было толькі 14 год. Нашы мужчыны пайшлі ў Барысаў, у ваенкамат, але не дайшлі да яго. Немцы ўжо перакрылі дарогу. Усе звярнуліся дадому. Вёска наша глухая, далёка ад цэнтра. Калі аб’явіліся партызаны, некаторыя мужыкі пайшлі да іх.

Вёску партызаны наведвалі часта. Паліцаяў у нас не было, таму партызаны не баяліся з’яўляцца за дапамогай і ўдзень, і ўначы. Хто як мог, дапамагаў ім адзеннем, прадуктамі.

Той восенню ў кастрычніку да нас прышоў цэлы атрад партызан. У лесе, на дарозе, якая вяла на Ухвалу, партызаны пакінулі засаду з кулямётам, таму што ведалі, што ўжо пачалася карная экспедыцыя супраць іх. І тут з’явілася цэлая калона немцаў. Партызаны пачалі страляць з засады. Забілі афіцэра і паранілі салдата. Немцы адступілі, а партызаны таксама пайшлі з вёскі.

На наступны дзень у вёску прышлі карнікі. Іх было многа. Сярод іх былі і рускія паліцаі.

Усю вёску сабралі разам. Павыганялі з хат і старых і дзяцей. Сталі дапытвацца, ці былі партызаны і куды пайшлі. Усе вясковыя гаварылі, што партызан не было. На пытанне: “А хто ўчора страляў?” адказвалі: “Не ведаем, не бачылі ў вёсцы нікога чужога.” А тут уперад выскаквае дзяўчына з нашай вёскі і крычыць: “Пан, я скажу, я ведаю! Былі тут учора партызаны. У кожнай хаце чалавек па пяць начавала. А як вы ўчора з’явіліся, дык яны пастралялі і ўцяклі.”

Тады немцы вёску запалілі, а людзей сталі растрэльваць. Усяго расстралялі ў той дзень каля 180 чалавек. Выратаваліся толькі тыя, каго дома не было: кароў пасвіў, ці ў лесе быў. Я якраз у Свірыдаўку хадзіў. Як ішоў адтуль, пачуў у вёсцы крык, гвалт, галашэнне. Схаваўся на ўскрайку лесу і ўсё гэта бачыў.

А дзяўчына гэта, што вёску прадала, жыве і цяпер. Але Бог яе пакараў. Замуж выйшла за прыдурка, дзеці ненармальныя. Адзін быў разумны, ды і той загінуў. У самой у галаве каўтун. Так усё жыццё і пакутуе».

Из воспоминаний Натальи Степавновны Алексиевич, жительницы д. Сомры

В октябре 1942 г. партизаны предупредили нас, что в деревню едет карательный отряд, и семьям, которые помогали партизанам, надо убегать в лес. Но не все успели это сделать. Наша мама, брат Василий и я бросились в лес. Нам повезло вырваться живыми. Ночь мы провели в соседней деревне у своих родственников. Оттуда очень хорошо было видно зарево от горевших Сомров. Мы очень беспокоились за своих односельчан и за свою сестру Лизу, которая не успела покинуть деревню. Утром я осторожно стала продвигаться к Сомрам. К большой радости, в лесу я встретила Лизу, которая осталась живой, спрятавшись в подвале дома, который, на счастье, не сгорел. В деревне я увидела жуткую картину: большое количество расстрелянных людей. Трупы многих были обгорелыми, потому что на них падали горевшие бревна от домов. Снег был красным от крови, а местами – черным от копоти. Возле забора уцелевшей избы я увидела раненую женщину. Она рассказала мне, как каратели расстреливали всю ее семью. Через три дня она и сама умерла. В этот день каратели уничтожили 180 мирных жителей, сожгли почти всю деревню. Только несколько раненых смогли выползти из-под большой кучи трупов. Невероятным образом удалось спастись нескольким жителям нашей деревни. Алексиевич Клавдия Васильевна, Матиевский Алексей раненые выползли из-под трупов. Также жив остался десятилетний Михаил Алексеевич, которого во время расстрела прикрыла собой бабушка.

Всего в тот день погибло 202 жителя деревни Сомры, среди них было 8 деток. Через два дня в Сомры пришли люди с деревень Свиридовка и Поселки, чтобы похоронить погибших. Гробы не было с чего сделать, поэтому собрали изувеченные трупы в сундуки, где раньше хозяйки хранили свою одежду и закопали в яму.

Памятник 368 мирным жителям деревни Узнаж, зверски расстрелянным и сожженным фашистскими захватчиками.

Из воспоминаний Анны Якимовны Саковец:

«… Помню, как у нас в Ложках прошел слух, что недалеко от Узнажа с самолета спустили десант.  Позже мы узнали, что это была группа Лёли Колесовой. Самолеты здесь часто летали, однажды патроны сбросили, которые промокли в болоте. Партизаны достали их, да и по домам просушиться раздали. А затем прошел слух, что вот-вот немцы и полиция с проверкой нагрянут. Жители деревни стали боятся ночевать дома, выкопали возле болота в лесу землянки, да там и прятались. В Узнаже остались только пожилые. Начали говорить, что добром все это не кончится… Так вот, приходят в деревню немцы, спрашивают, где ваши семьи, а старики и отвечают: в лесу от партизан прячутся. Что им еще было говорить, когда каждый день проживали, словно последний.

А однажды к нам в Ложки пришли два партизана и потребовали, чтобы мы с Дуней помогли им перегнать через болото в Узнаж 70 наших овечек. Сделали мы это. Овечек там вроде порезали и куда-то увезли, а шкуры остались. И тут нагрянули немцы. Обнаружили эти шкуры, проверили печи, где сушились патроны, но выманить людей из леса решили хитростью. Объявили, что на Покров, 14 октября, всем жителям Узнажа, которые придут к большой пуне, будут выданы специальные документы, при предъявлении которых их никто не тронет. Народ сразу сомневался, но потом вернулась одна семья, за ней вторая… Думали, а вдруг и правда удастся спокойно перезимовать в своих избах? Ведь на улице уже почти зима, а у узнажчан еще и картошка была не копана… Поняли, что это ловушка, только когда немцы деревню окружили и везде пулеметов наставили. Однако было уже поздно.

Чудом спаслось только несколько человек, среди которых был и мой будущий муж Петя. Отец накануне вечером отправил его к болоту за кобылой, которая там паслась. Петя тогда был еще совсем ребенком – ведомо 12 лет… Так он один идти побоялся и взял с собой братенника Виктора. Витя и убедил его не возвращаться в Узнаж, а переночевать у тетки Зоси в Ложках. Утром же наши мужчины, которые пристально всю ночь наблюдали за происходящем в соседней деревне, сообщили, что там происходит что-то совсем нехорошее. Даже у нас была слышна стрельба, а иногда доносились и крики. Петя с Виктором решили посмотреть, что там такое. А когда шли через болото, то встретили односельчанина Ивана Карповича Саковца – единственного человека, которому удалось бежать из окружения. Он и сказал мальчуганам, чтоб ни в коем случае не шли домой.

Когда же в стороне Узнажа наступила тишина, люди из соседних деревень постепенно стали туда приближаться. Вошли же, только когда убедились, что немцев уже нет. Они и обнаружили слегка присыпанную яму, в которой были расстреляны 360 узнажчан и два партизана».

В могиле покоятся 150 мирных жителей, расстрелянных в марте 1942 года немецко-фашистскими захватчиками.

В начале войны почти все ухвальские евреи были схвачены фашистами и расстреляны недалеко от деревни на берегу местной речки. Удалось избежать расстрела Борису Кривошеину и его матери. Мать убежала в деревню Задний Бор к своим знакомым, где умерла от болезни осенью 1941 года. Борис в день ареста евреев пас коров. 

В дальнейшем Борис Кривошеин стал партизаном 28-го партизанского отряда 8-й Круглянской партизанской бригады под командованием С.Г.Жунина. За мужество и героизм, проявленный в борьбе против немецко-фашистских оккупантов, Борис Кривошеин Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 сентября 1943 года награжден орденом Красной Звезды. В июле 1944 года Борис Кривошеин был награжден орденом Отечественной войны (посмертно).

В 2011 году на восток от деревни, за речкой, был установлен памятник ста пятидесяти расстрелянным ухвальским евреям.

Из воспоминаний Раисы Ефимовны Лившиц:

«…Моя девичья фамилия Амбург. Я родилась в 1929 году в местечке Ухвала. Отец Ефим Самуилович был сапожник, мама Фрейда Нохимовна, как и большинство еврейских женщин в местечках, домохозяйка. Воспитывала троих детей. У меня было два брата: старший Лейзер и младший Файва. Когда началась война, Файве было всего пять лет. Моего деда звали Нохим Гольдин и бабушку Цыпа-Роха. Люди говорили, что надо уходить от фашистов. Но куда пойдешь со стариками, маленькими детьми? Через две недели после начала войны немцы оккупировали Ухвалу.

Спустя несколько дней всем еврейским мужчинам приказали собраться. Пришло человек восемьдесят. Их погрузили на машины и отвезли в лес, якобы, на работу. Обратно никто не вернулся. Потом мы узнали, что их расстреляли.

Остались только женщины, дети и старики. Фашисты отвели для евреев пять домов и туда всех согнали. В каждом доме было человек по тридцать.

Маму, других женщин забирали в школу, где стоял немецкий гарнизон. Они стирали белье, мыли полы, чистили картошку. Всем, начиная с семилетнего возраста, приказали надеть на рукава желтые повязки. Мы страшно голодали, ели гнилую картошку, добавляли траву и пекли лепешки. Так продолжалось до весны 1942 года.

Я узнала, что всех евреев поведут на расстрел. Когда нас стали выгонять из домов, мне с подругой Беллой Кроек удалось убежать по огороду к речке. Немцы заметили нас и открыли огонь из автоматов.

Мы убежали и спрятались в кустах. Оказались недалеко от ямы, куда фашисты и полицаи стали привозить людей на расстрел. Мы все видели. Они приводили по четыре человека, ставили на колени и стреляли в затылок».

Осенью 1942 года партизаны активизировали свою боевую деятельность. В связи с этим фашисты предприняли карательную экспедицию в партизанские районы.

10 октября 1942 года на дороге между деревнями Новый Сокол и Ухвала на партизанской мине взорвался немецкий лёгкий танк. 12 октября каратели окружили Ухвалу. Жителям было запрещено выходить из домов. Потом несколько десятков человек построили в шеренги и прогнали по близлежащим дорогам с целью этими живыми миноискателями обнаружить заложенные партизанские мины. Взрывов не было. 13 октября всех жителей согнали в здание бывшего клуба. Стали проводить отбор. Если отец семейства был дома, семью ставили направо. Если отсутствовал – ставили налево. Налево выводили еще сельских активистов и коммунистов с семьями. Таких набралось 152 человека. Их снова загнали в клуб и стали оттуда по несколько человек выводить к старому заброшенному колодцу. Расстреливали, а трупы и еще живых раненых людей сбрасывали в колодец.

Эту братскую могилу присыпали землей и несколько дней запрещали подходить к ней. Самому младшему было всего несколько месяцев от роду, а самому старшему – более 90 лет. Среди них были мужчины и женщины, старики и дети.

Из воспоминаний Валентины Иосифовны Шутько:

“Немцы накіравалі карныя атрады з Барысава, Беразіно. Перад вёскай на міне падарваўся нямецкі патруль. Фашысты вырашылі адпомсціць жыхарам вёскі за гэта. 12 кастрычніка атрад карнікаў акружыў вёску, каб ніхто не змог уцячы ў лес. З хат выганялі ўсіх: старых, дзяцей, мужчын, жанчын. Прыкладамі падымалі з ложкаў хворых.  Не шкадавалі мам з немаўляткамі на руках. Людзі сэрцам адчувалі, што рыхтуецца нешта жахлівае. Спачатку людзей сабралі ў канцы вёскі і ганялі па дарогах, каб праверыць, ці не замініравана. Потым пасадзілі ўсіх на скрыжаванні дарог.

13 кастрычніка прыехаў нейкі нямецкі начальнік і сказаў, што забіваць будуць толькі вінаватых: сем’і партызан і камуністаў. Немцы зрабілі праход і сталі сартаваць людзей: каму жыць – направа, а каго забіваць – налева. Важную ролю адыгрывалі і асабістыя сімпатыі немцаў і паліцаяў.

Да месца сарціроўкі падышла наша сям’я, а таты дома не было. Паліцай Паўлавец спытаў: “Дзе Іосіф?”. Мама адказала: “У лесе жыта сее”. А побач стаяў паліцай Пётр Цітавец, які далажыў, што яе брат Іван – партызан, і нас пасадзілі налева. Там ужо сядзела многа людзей. Тых, каму жыць, пагналі дадому. А нас, застаўшыхся, пагналі да Сакала. Думалі, што ў Крупкі пагоняць.

Ніхто не думаў, што маленькіх дзетак забіваць будуць. Падагналі да ФЗН. Да нас падышоў паліцай Болбас і паабяцаў вывесці нас. І вывеў. Людзей загналі ў памяшканне і зачынілі дзверы, а з другога боку адчынілі і сталі групамі вадзіць да калодзежа, якім раней карысталася вучылішча ФЗН. Тут жа іх расстрэльвалі. У калодзеж скідвалі мертвых і яшчэ жывых. Закончыўшы гэту страшную справу, немцы закапалі калодзеж і паехалі.”

Из протокола допроса Фомы Олеговича Малашкевича

«… В октябре 1942 года в селе Ухвала Крупского района немцами совместно с полицией было расстреляно и сброшено в колодец 120 человек за связь с партизанами. В числе расстрелянных большинство были женщины и дети родственников, ушедших в партизаны».

Холопеничи были захвачены немецкими войсками 27 июня 1941 года, оккупация продлилась 3 года – до 29 июня 1944 года.

Сразу после оккупации всем евреям запретили под угрозой смерти выходить на улицу без опознавательных меток — нашивок на верхней одежде в виде желтых кругов диаметром 10 сантиметров.

Немцы появились в Холопеничах, окруженных болотами, только 4 раза за всё время оккупации.

В субботу 20 сентября 1941 года в Холопеничи прибыл карательный отряд из немцев – более 100 человек, которые без предупреждения окружили поселок.

Немецкие солдаты обошли еврейские дома и под предлогом переселения согнали в помещение клуба всех евреев — в том числе и евреев-беженцев из Минского, Борисовского, Зембинского, Смолевичского районов и из Западной Беларуси. Тех, кто не мог идти, везли на подводах. Всего в клубе оказалось около 900 человек. Через несколько часов всех евреев вывели из клуба и под конвоем погнали в конец местечка по направлению к деревне Бабарика, около которой уже был выкопан расстрельный ров.

В урочище Каменный Лог, примерно в километре от местечка, всех расстреляли. Перед убийством обреченных людей заставляли раздеваться и складывать одежду. Тех, кто пытался убежать, застрелили. Очень многих раненых и даже не задетых пулями закопали живыми. В расстреле принимали участие и солдаты 354-го пехотного полка вермахта.

В то время, когда евреев уводили на расстрел, 36 местных белорусов обязали с лопатой явиться в клуб и под охраной направили в урочище Каменный Лог, приказав закопать расстрелянных евреев, среди которых были ещё живые. Когда яма была только слегка присыпана на 6-7 сантиметров, их отвели от места расстрела и приказали ждать. Часа через два их вернули к яме, где уже были расстреляны ещё 700 (800) евреев, доставленных из деревни Шамки.

По данным комиссии ЧГК, в этот день на этом месте были убиты 1600 евреев из Холопеничей (более 100 семей) и Шамок (более 800 человек) – как взрослых, так и грудных детей. На памятнике указано, что убитых было 2700.

После расстрела полицаи поделили между собой одежду убитых евреев.

Памятник на месте расстрела был установлен родственниками погибших евреев в 1957 году. В 2008 году на его месте был возведен новый памятник.

Деревня Обчуга была захвачена нацистами в июле 1941 года, оккупация продлилась до 28 июня 1944 года.

В октябре 1941 года в Обчуге были убиты несколько евреев.

Гетто было ликвидировано 5 мая 1942 года, когда на окраине деревни были расстреляны последние 440 евреев.

В 1960 году на могиле установлен обелиск.

Из воспоминаний очевидцев:

«…Утром мы услышали о расстреле мирных жителей в Обчуге и побежали туда. На месте трагедии никого не было, но яма, только немного присыпанная землёй, ходила ходуном. Но самым жутким зрелищем была детская рука, которая торчала из земли… Этот ужас невозможно забыть».

 

Посёлок Бобр был занят немецкими войсками в конце июня 1941 года, и оккупация продлилась до 27 июня 1944 года.

Вскоре после оккупации немцы, реализуя нацистскую программу уничтожения евреев, переписали евреев и организовали в местечке гетто, загнав в него и евреев из ближних деревень.

Евреям запретили появляться без нашивок на верхней одежде в виде желтых шестиконечных звезд и использовали на принудительных работах – большей частью на мощении улиц.

Поскольку евреи Бобра до войны жили компактно, то и в гетто они оказались своим районом из трёх улиц (Заречная, Толочинская и Пушкинский переулок) и жили в своих домах. Гетто не охранялось, потому что бежать евреям все равно было некуда.

Утром 10 октября 1941 года на территорию гетто въехали 10 грузовиков, и полицейские во главе с бургомистром Святковским начали загонять людей в кузова. Затем евреев вывезли по Лукомльскому шоссе за два километра от местечка к заранее вырытой яме, заставили раздеться и расстреляли – всего 961 человек. Местных жителей заставили закопать могилу. Одежду убитых потом поделили полицаи.

Из воспоминаний М.С.Зайцевой:

«… Утром 10 октября 1941 года по 3 улицам Бобра, где жили евреи, стали разъезжать грузовики. Машины подъезжали к домам и полицаи загоняли людей в кузов. Крик, плач, стоны наполнили местечко. После того как всех погрузили, автомобили повезли евреев из Бобра, в двух километрах от которого в яме и расстреляли 961 человека».

В 1946 году недалеко от места расстрела на деньги родственников убитых евреев был установлен памятник из дерева. В 2015 году памятник заменили на новый с надписью на белорусском, английском и иврите: «Жертвам нацизма. Здесь в Бобре в октябре 1941 г. были зверски расстреляны местные жители – 961 еврей».

28 августа 1942 года объединенные силы 8-го, 24-го и 36-го партизанских отрядов Могилевской области в 3-часовом бою разбили гитлеровский гарнизон на станции Славное – важном пункте на железнодорожной магистрали Орша-Борисов. Было уничтожено здание станции, 6 складов, казармы, 2 эшелона с техникой, выведены из строя 2 водокачки, водонапорная башня, семафор, подорваны и сняты с рельсы на протяжении 3 километров, уничтожено около 5 километров телефонно-телеграфной линии. В результате операции движение по железной дороге было задержано на несколько суток. На эту операцию фашисты в свойственной им звериной манере ответили репрессиями мирных жителей: в начале сентября 1942 года в урочище Лебортово, возле кладбища, фашисты расстреляли 100 человек со станции Славное.

Из показаний свидетеля В.А.Баранчика:

«...Я расскажу, как в 1942г., в конце августа или в начале сентября было расстреляно 100 человек в районе местечка Крупки. Это было в воскресенье утром. Немцы с полицией пришли в дом ко мне и с применением силы предложили выйти на улицу. Всех жителей нашего поселка под конвоем повели с площади в ближайший лес, где было согнано около 5 тыс. человек из Крупок и окрестных деревень. В лесу была выкопана яма, и возле нее стояли 4 автомашины, крытые брезентом. Когда население было собрано, комендант произнес речь, в которой он заявил, что сейчас на наших глазах будут расстреляны 100 человек со станции Славное. Затем выступил начальник крупской полиции. Он также сказал нам, что сейчас будет расстреляно 100 человек и что каждый стоящий здесь должен запомнить и не думать о связях с партизанами или уходить к партизанам, а тот, кто будет замечен в этом, будет подвергнут смертной казни. После этого по команде коменданта открыли брезент, которым были закрыты машины. Мы увидели, что в машинах сидят наши советские люди. Их начинают по 5 человек брать с машин, приказывают раздеваться тут же около машины и подводят к могиле, укладывают в нее, а потом расстреливают. В числе 100 человек были также дети в возрасте от 12 лет и младше. В числе находившихся в машине была женщина с грудным ребенком на руках, которую немцы раздели, ребенка у нее вырвали, ее бросили в яму, а вслед за ней бросили ее ребенка и застрелили обоих.

После казни нас построили и заставили пройти возле могилы. В это время нам вторично было сказано: смотрите, что ждет каждого, кто будет связан с партизанами».

Из протокола допроса Исака Ивановича Деревяго:

«… Перед нашими глазами из машин подводили к яме, которая находилась с восточной стороны города Крупки, в лесу, за речкой, рядом с кладбищем, по два человека. Они были в одном нательном белье, их заставляли ложиться в яму и потом расстреливали из автоматов. В то время расстреляно было 100 человек».

Справочно:

В 1944 году в могилу было подзахоронено 107 человек (воины и партизаны). В ноябре 1969 года были перезахоронены 4 человека, которые погибли в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками летом 1944 года, 25 октября 1979 года перезахоронены в данную братскую могилу 12 человек, которые погибли в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками летом 1944 года.

На могиле в 1959 году установлен обелиск (высота обелиска – 3,3 м). Автор обелиска неизвестен. Памятник изготовлен с использованием бетона, железа и мрамора. Приблизительно в 1980 году справа и слева от обелиска установлены плиты с фамилиями и инициалами 56 воинов и партизан, погибших при освобождении Крупского района от немецко-фашистских захватчиков. В центре размещена плита с надписью: «Воинам, партизанам, подпольщикам, погибшим в 1941 – 1945 годах при защите Родины. Мирным жителям Крупского района, станции Славное, расстрелянным фашистами в 1942 году».

9 июля 1941 года Крупский район был полностью оккупирован немецко-фашистскими захватчиками. Массовые убийства мирных жителей начались в сентябре 1941 года в Крупках.

Одним из самых жестоких и кровавых расправ стал расстрел в районе торфоразработок, неподалеку от деревни Лебедево. 

Жителей собрали на базарной площади Крупок, возле городской управы, и объявили, что повезут на работу в Германию. Все должны были взять с собой только деньги и ценные вещи. Дома приказали не запирать, а замки и ключи отдать бургомистру. Всех проверили по спискам и погнали по центральной улице Советской в сторону деревни Лебедево на заболоченный берег реки Стражница. Во время движения запрещалось останавливаться и разговаривать. Людей, отказавшихся повиноваться, били палками, прикладами и расстреливали…

В этой жуткой расправе выжило две девушки: Мария Шпунт и Софья Шалаумова.

Из протокола допроса Марии Тарасовны Шпунт от 26 сентября 1944 года, выжившей в этой страшной трагедии:

«Я сама по национальности еврейка. Муж тоже еврей. Он с начала войны находится в Красной Армии. С приходом в Крупки немцев, для евреев, был установлен строгий режим.  Всем были нашиты опознавательные знаки. Никуда, кроме работы, не разрешалось ходить. В сентябре 1941 года всех евреев с семьями немцы собрали на базаре. Причину сбора не объявляли. После проверки нас, под конвоем, бегом погнали за город, к торфяным ямам.  Со мной рядом была моя мать-старушка, мать мужа, две его сестры с семьями и двое моих детей. Мой третий сын, грудной, был у меня на руках. По дороге, я потеряла из виду всех своих родных, и больше их никогда не видела. 

Когда мы бежали, были слышны выстрелы, но оглядываться не разрешалось. Видимо, это расстреливали отстающих и ослабевших стариков и детей. Когда нас пригнали к ямам, всех посадили на землю, затылком к яме, шагах в 25 от неё. Было приказано сидеть спокойно, и не оборачиваться. Потом, с задних рядов брали по 12 человек, подводили к яме и расстреливали. Вскоре очередь дошла до нашего ряда. Подошел немец и приказал нам встать и идти к яме. Поскольку я была с ребенком на руках, то немного задержалась, а остальные 11 человек ушли к яме. 

Я начала говорить немцу, что я - не еврейка. В это время 11 человек из моего ряда были расстреляны. Немец немного не довел меня до ямы, и показал, где ложиться. Я с ребенком легла, на еще полуживое, шевелящееся тело, а он ушел за следующим рядом. После меня еще оставалось нерасстрелянными человек 25-30. Пока немец ходил, я с ребенком, потихоньку, вылезла из ямы и бросилась бежать. Меня заметили и дали по мне шесть выстрелов, но я добежала до кустов и спряталась в речку, а ребенка положила под кустом. Немцы меня не нашли. Я ушла от места расстрела подальше, а затем перебралась в другой район».

Из воспоминаний Софьи Яковлевны Шалаумовой, выжившей в тот день:

«Осенним днем 1941 года нас, жителей Крупок, немцы начали сгонять к центру. Во второй половине дня там собралась толпа людей, где- то около двух тысяч. Скоро всех, под конвоем, повели по направлении к автомагистрали. Куда, чего – никто не знал. Поняли только тогда, когда нас привели к большому логу возле деревни Панское. Лог, незадолго до этого, был еще больше углублен, так что получилась большая яма. Через нее были переброшены несколько досок. Вот, на эти доски, по очереди, выводили по несколько человек, чаще всего семьи. Было позволено быстро попрощаться между собой, и тут же звучала стрельба. Жертвы падали с досок на дно ямы. Местность окружали полицейские, поэтому убежать было невозможно. 

Жуткая очередь продвигалась очень медленно. Когда начали подводить к яме последних, в том числе и меня, начало уже смеркаться. 

Я шагнула на доски и почувствовала, как они качаются под нами. Так получилось, что за миг до выстрелов, я сорвалась с досок и упала в яму. Лежу, слышу, как подо мной еще шевелится человеческая нога, и жду выстрела сверху. Вот упали последние, прозвучали несколько одиночных выстрелов, и затихло. Я притворилась мертвой и ждала, что будет дальше. Почти надо мной послышались голоса мужчин, которых еще раньше немцы пригнали закапывать яму. Один из них начал просить карателя: «Пан, уже темнеет, мы не успеем, может, завтра закопаем?». Они поговорили между собой и пошли, вместе с рабочими, от ямы. Я еще чуть-чуть полежала, а потом тихонько выбралась из ямы и быстренько побежала к лесу. Таким образом, мы с Марией, из той тысячи расстрелянных остались живыми».

Теперь на месте расстрела установлен памятник «Никто не забыт, ничто не забыто» с барельефом скорбящей женщины. Открытие памятника состоялось в 1969 году. В могиле покоятся 1975 мирных жителей, расстрелянных 18 сентября 1941 года немецко-фашистскими захватчиками.